«Крепостные (крепостное состояние). Среди этого
класса встречается гораздо больше рассуждающих голов, чем это можно было бы
предположить с первого взгляда».
А.X. Бенкендорф
За годы всевластия РПЦ над духом людей, населявших нашу страну огромное
количество людей было признано еретиками по отношению к иерархии этой церковной
организации. Мы предлагаем, читающим эту статью ознакомится со взглядами тех,
кто были признаны в качестве таковых и самим решить кто же ближе к жизни по
совести? Люди, которые критиковали попов или те, кто взялись говорить от имени
мировой совести, занимаясь стяжанием богатств?
Итак, первый из еретиков это Артемий.
Старец, который убеждал царя, чтобы тот начал «села
отнимати у монастырей». Артемий говорил, что человек должен быть разумным, всю
жизнь учиться, понимать, что не все «писания» истинны. Если люди не понимают
«разум божественных писаний», то возникает ересь — ложные писания воспринимают
за истинные. «Писаниа много, но не вся божественна суть» — таков его
рационалистический, критический подход к святоотеческим сочинениям, преданиям.
Он же в духе идей Федора Карпова призывал властителя к «правде и кротости». Эти
его мысли развивали позднее, но с других позиций, Иван Пересветов (за «правду», против царской
«кротости») и Андрей Курбский (царская власть должна быть «милостивой»).
Матвей
Семенович Башкин происходил из небогатых дворян — мелкопоместных детей
боярских Переяславского уезда. Зачисленный в «избранную тысячу», он мог в
дальнейшем сделать блестящую карьеру на военном или гражданском поприще. Но он
пошел другим путем: собрав вокруг себя группу единомышленников, он проповедует заповеди
любви к ближнему, бессребреничества. Поставив вопрос об отмене холопства,
кабальной зависимости, перешел к делу — «изодрал» кабальные документы на зависимых
от него людей.
Башкин
продолжал традиции вольнодумцев прежних времен — отрицает как идолов иконы с
изображениями Иисуса Христа, богоматери и святых. Христа он считает простым
человеком, не признает троичность божества. Сочиняет молитву «к единому началу,
Бога отца единого написал, а сына и святого духа отставил». Церковь, в его
представлении,— не здание, строение, а «собрание верных».
Не признает
Башкин и церковного покаяния, вместо него — лучше верующему отказаться от
дурных дел. То же самое — и в отношении постановлений вселенских соборов: они,
по его суждению, свидетельствуют о политических притязаниях церкви.
По доносу
духовника Башкина арестовали. Обвинили в «люторских ересех» и допрашивали с
применением пыток. Предали анафеме — церковному проклятию, сослали в
Иосифо-Волоколамский монастырь. Ему вменили следующие преступления: Башкин и
другие еретики «хулили» Иисуса Христа, которого «неравна его Отцу поведуют»;
причастие считают простым хлебом и вином; отрицают необходимость церкви
(«верных собор есть токмо церкви»), иконопочитания (иконы «идолы окоянии
наричют»), покаяния («как престанет грех
творити, аще у священника и покается, то несть ему греха»), священного писания и
святоотеческой литературы («вся Божественая писание баснословие наричют»);
извращенно толкуют Евангелие и Апостол.
Феодосий Косой, ученик Артемия. Он выступил против
господствующей церкви и социального неравенства. Происходивший из холопов, т.
е. самых обездоленных низов общества, Феодосий бежал из Москвы, от своего
владельца, на Белоозеро.
Феодосий и его товарищи, ставшие учениками «мудра
учителя», постриглись в разных монастырях, «убояша же ся,— добавляет в связи с
этим Зиновий Отенский,— мук от господий своих»: владельцы могли сыскать и
наказать их, пострижение помогло избежать этого. Новообращенные попали к
Артемию в Порфирьеву пустынь.
Вскоре о «ереси» Феодосия Косого заговорили в
придворных верхах. Она получила распространение в простом народе, который
испытывал в те годы тяжелые лишения. Страну постиг сильнейших голод. Возросли
налоги и повинности феодалам. Досаждали «неправедные суды». Зиновий пишет о
нищете, частых гладах, жестокосердии «имущих», которые «принуди же на
подвластных истязовати множайшая дани паче первых» (т. е. больше прежних даней
— налогов, поборов— налагали на
своих подданных).
Учение Феодосия Косого отражало недовольство социальных
низов, городской и сельской бедноты тяготами жизни. Недаром Зиновий Отенский
именовал его «рабьим учением». Косой, по его представлению, хотел «нищете своей
изобрести поможение», и потому якобы многие верят ему, как своему собрату.
«Люди простыа нравом» прельщались проповедями еретиков, т. к. они прямо и резко
обличали церковь с ее догмами.
Феодосий Косой и его сторонники отрицали троичность
бога: «Един есть бог... и един бог сотвори небо и землю», «несть писано в
законе троицы, разве единого бога». В Иисусе Христе они видели простого
человека, а не бога, воплотившегося в нем. В своих проповедях Феодосий Косой,
учивший словом и не писавший на бумаге, строит цепь рассуждений с позиций
здравого смысла:
Бог создал все сущее словом, потому
и человека он мог обновить словом же, а не воплощением в сына божия.
Зачем бог захотел воплотиться в человека?
Разве может бог родиться от земной
женщины, как обычный смертный?
Чтобы помочь человеку, бог мог
послать другого человека.
Создатели
храмов и икон — человекослужители, идолослужители. Иконы — не сам бог, и
поклоняться им не следует.
Поклонение кресту — тоже идолопоклонство; бог ведь
ненавидит крест, на котором убит его сын; поклонение дереву, из которого сделан
крест, не есть вера в бога, а противоречит ей.
Соблюдение поста, по Феодосию,— проявление внешнего
благочестия; важнее — быть милосердным.
Косой столь же решительно не признавал бессмертия и
загробной жизни, «чудес» святых и их мощей; поклонение им — идолослужение,
обожествление мертвых. Те, кто это делает, «отводят люди от Бога к мертвецем»;
«живии,— ссылается он на пророка,— от мертвых помощи взыскують».
Смелый
вольнодумец и обличитель, Косой лишал церковь и ее служителей святого ореола,
возможности воздействовать на верующих. Иерархов и простых священников считал
ложными учителями — учат по человеческому преданию, а не по священному
писанию; они — стяжатели, ведущие праздную жизнь: «Епископи и попы — ложнии
учители, идольстии жерцы и маньяки. Посему ложнии учители епископи и попы, поне
же учат — книг в руку не держать... Живут попы и епископи не по Еуангелию,
ложнии учителье, имениа збирают и ядят, и пиють много».
Косой
называет священников фарисеями, лицемерами. Они «повелевают себе послушати и
земских властей боятися, и дани даяти им». Духовные и светские властители, тем
самым, одинаково берут дани с народа. Епископы мучат и преследуют «нас»,
отвергают евангельскую заповедь любви к ближнему; «именующе еретики, нас
мучат... гонят нас
за
истину». Поэтому не следует повиноваться епископам — гонителям истины:
«Пене же мы истину знаем паче всех, и того ради нас гонят».
По сути дела Феодосий Косой отрицает церковную
иерархию, монашество, церковно-монастырское землевладение. Монашество — это
тоже человеческое предание. Евангелие и Апостол его не упоминают. Вслед за Максимом
Греком, Вассианом Патрикеевым, ссылаясь на их доводы, он, по словам Зиновия
Отенского, «учаху же... преже хулити монастыри, оклеветающе их, яко села имяху».
Более того, монастыри-землевладельцы нарушают заповедь господню: «Монастыри
заповеди преступающе нестяжания, имеют села».
Итоговая мысль вольнодумца в его критике духовных и
земских властителей носит весьма радикальный характер: «Не подобаеть же в
христианох властем быть». Он призывает не повиноваться властям, не вносить подати
(«дани»); «не подобает же повиноватися властем и попом».
Потому «не подобает покланятися не токмо умершим но ниже живым».
Подобная позиция вольнодумцев
делала их, в глазах ортодоксов Зиновия Отонского и иных, не только церковными, но и земскими, государственными преступниками: «Вы же не точию еретикы, но и
законопрестунницы...; тем же но градскому и царьскому суду с разбойники
и с изменникы...
равного ними быти должни есте».
«Не подобаеть... воевати» еще
одна смелая мысль Феодосия Косого, тоже отражавшая интересы простого народа, страдавшего от
войн, усобиц бояр
и князей, военных поборов и мобилизаций, разорений и гибели горожан и
крестьян.
Все люди равны перед богом: «Иже суть в всех языкох, яко вси людие едино суть у Бога,- и татарове, и
немцы, и прочии языцы...». Исключительность православной веры, проповедуемую официальной
церковью, Косой и другие еретики не признавали.
Следующий
"еретик” с точки зрения церковной иерархии это Подшивалов.
«Считая себя вдохновенным свыше, писал
Бенкендорф, подследственный говорят смело и без малейшей застенчивости о своем
плане», Подшивалов «после некоторых убеждений вручил мне несколько тетрадей,
написанных его рукою и заключающих в себе его тайну… Подшивалов отвергает Христа Спасителя, предлагает у
ничтожение веры христианской, расстраивает все связи гражданские и проповедует
свободу состояний. Весьма естественно,
что все им излагаемое перепутано разглагольствованием, свойственным
необразованному человеку, который от многого чтения помешался...»
Для чего, как рассказывает Евангелие,
чудесно родился Христос? — спрашивает Подшивалов. «Для того только, чтобы
быть мучиму и распяту на кресте, и чтобы весь род человеческий пострадал,
подобно ему. Только он мучился, может быть, 12 часов, а весь род человеческий
должен мучим быть 1829 лет и семь месяцев. Хорошо же он над нами подшутил!»
Крест на шее верующего, думал новый
проповедник,— только оправдание для плети помещика. «…мы носим на себе крестное
его знамение только за то... что вывел нас из одного заблуждения и ввергнул нас
во вторую напасть, не менее ужасную. И велел всем нам мучиться, то есть: на том
свете заплатят! Заплати мне здесь — а на том свете пущай господину заплатят».
Подшивалов, «возмутив болото», в которое
было затянуто сознание народа, призывал: «Проснитесь, братья, воспряньте от сна
вашего! Плотина напряглась и больше уже не в силах в себя вместить прибылой
воды. Она старается всеми неправедными силами заваливать все прососавшиеся
скважины, гадить — то мусором, то навозом; и вот-вот зараз обрушится!»
Проповедник смеется над библейским
представлением о сотворении человека: «Желаю я знать, каким бы это образом
первый человек сделан был из песку. А когда Бог на него дунул, то он встал и не
рассыпался». «Первоначальные люди» — продукты природы, возникшие, как и все
сущее, по божественному замыслу, а «не Адам и Ева, которых искусил змей». Они
обитали на земле издревле, гораздо раньше того, когда «Ной выдумывал свои
бредни».
«В этом озере рыбе хорошей водиться
никак было не можно. Отчего же? Оттого — мутна от непросвещения. Отчего же
красна и солона? Ведь это должно знать. Это же краска, которую братья
наши достают у нас из носу, изо рту, из спины — вот какая это краска! Отчего же
солона? Оттого, что, если об этом хорошенько подумаешь и погадаешь, сердце
стеснится, слеза навернется... сей час узнаешь, отчего она солона.
Итак, подумай... как же не должно рыбе
радоваться такой хорошей воде? Она прыгает кверху, смотрит на плотину, скоро
ль она обрушится: вот-вот пойдем гулять! А того, глупая, не подумает,
что если не приготовишь хорошей и ровной и надежной лощины заблаговремя, то
раскидает ее от большого стремления воды по лугам и по болотам и достанется
опять в жертву цаплям и воронам, а иначе совсем обмелеет - и так может
пропасть!»
И наконец такой отрывок:
«Мельник наш рожь всю перемолол, да и
муки остается очень мало. Он думает, что же он будет молоть и что будет есть,
да еще и то пришло в ум, чем он мирян будет кормить? Задумался так-так крепко,
так его тронуло, что начал изнемогать духом. И как бы после большого труда
заснул плотно. А того ему и в головушку не пришло, чтоб в таком случае отворить
побольше ставень, когда нечего молоть, чем скоплять больше напрасно болотной
воды...
И так-то, государь, если ты за
благо не сочтешь мое уведомление, то тогда — прощай плотина, и с мельником на
печи лежащим,— все потрет и поломает. Тогда и мельник хватится, да уже будет
поздно. Тогда и тунеядцы его ничего не сделают. Посмотри, государь, кажется,
это за шутку счесть нельзя... Скажу тебе наперед, чтобы не случилось и того,
около чего мы в зимнее время с помощью дров согреваемся, чтоб не было того с
землею и водою без помощи древесной» — то есть готов уже вспыхнуть в России
пожар народного восстания!
|